Дело Локвудов - Джон О`Хара

— Повтори.

— Похотливая сука. Шлюха.

Снова зазвонил телефон, но они уже тихо лежали и слушали. Ее голова покоилась на его плече.

— Чего ему надо? — спросил Джордж.

— А, черт! Я не знаю, чего ему надо, да он и сам не знает.

— Что ты ему сказала?

— Сказала, что хочу побыть сегодня одна.

— Он каждый вечер здесь бывает?

— Почти.

— У него есть ключ?

— Конечно. Иногда он приходит прежде меня. Мы не всегда спим. Порой даже разговариваем мало. Просто ему нравится здесь находиться. Бывают случаи, когда я прихожу, а он уже уходит. Однажды я сказала ему, что он мог бы сойти за деталь обстановки, если б не вел себя так странно.

— Он странный?

— Он странен своей нормальностью — и только. Его, в отличие от других, интересует нормальная любовь. Потому отчасти я и побаиваюсь выходить за него. Но мне нужно богатство, не стану же я всю жизнь работать. Но «ели он узнает, что я встречаюсь с другим мужчиной, то может быть опасен. Ужасно ревнив.

— Ревнив?

— Такие, как он, — да. Он знает, что я любила по-всякому. Сама ему об том сказала, потому что хотела, чтоб он не был так скован. Но оказалось, что не я на него влияю, а он — на меня. И все же я вынуждена искать себе других партнеров. Таких, как ты. Ты был прав. Сегодня утром, когда я стояла у тебя в кабинете, меня тоже охватило желание. Подойди ты тогда ко мне ближе, я бы исполнила любой твой каприз. Прямо там, не сходя с места, даже если бы на нас смотрел кто-нибудь.

— Стало быть, у тебя есть мужчина, похожий на меня?

— Он не похож ни на тебя, ни на Пенроуза. Он актер, живет на углу Тридцать седьмой улицы. Однажды — это было в воскресенье днем — он едва успел отсюда уйти. Они разминулись с Пенроузом на лестнице. Он пробыл у меня всю субботу и часть воскресенья; предполагалось, что Пенроуз придет что-нибудь около четырех часов, а он пришел примерно в два. Вот тут-то я и убедилась, как он ревнив. Счастье, что он не пришел в воскресенье утром. Нас было четверо. «Гирлянда из маргариток». Мы делали все. Весь субботний вечер и все воскресное утро. Примерно один раз в году у меня тут дым коромыслом. Снимаю все запреты. Жаль, что ты не можешь остаться на ночь. Он не перестанет звонить, и если до десяти часов я не подниму трубку, то он явится сюда сам, а это ни к чему хорошему не приведет. Он зол на тебя, но не хочет сказать, за что. Наверно, и ты не скажешь, только я знаю, что у него на тебя зуб. Я приготовлю тебе чего-нибудь на ужин, и потом ты должен будешь уйти. Но ты можешь вернуться. Около полуночи. И заночуешь у меня. Даже если он и появится здесь в десять часов, на ночь все равно не останется. Он жены своей остерегается. Есть у нее какой-то женоподобный парень, который дает ей советы, и Пенроуз не хочет, чтобы они знали про него что-нибудь компрометирующее.

— Я, пожалуй, сейчас пойду, а ты позвонишь мне часов в двенадцать в отель.

— Так будет безопаснее. Трудно даже вообразить себе, что он сделает. А я пока перекушу. Иначе засну и не услышу телефонного звонка. Да, ты ступай, а я позвоню тебе после десяти, как только смогу. Ты остановился, как обычно, в отеле «Карстейрс»?

Когда она надевала халат, движения ее от выпитого мартини были не совсем твердыми. Провожая его, она взяла его руку и приложила к своей груди.

— Возвращайся ко мне с новым подарком. Жаль, что уходишь, но так будет благоразумнее. Ты меня знаешь, я девица благоразумная.

Это было последнее, что она ему сказала. Она поцеловала его и мягко подтолкнула к выходу. Уходя, он слышал, как звякнула у него за спиной дверная цепочка.

Возвратившись в гостиницу «Карстейрс», он принял ванну, надел пижаму и халат и поужинал у себя в номере. Потом прилег на кровать, прямо на покрывало, раскрыл роман «Эроусмит» — того же автора, что написал понравившиеся ему «Главную улицу» и «Бэббита», — и сразу задремал. Проснулся с болью в шее. Часы показывали пять минут двенадцатого. Он встал, умылся. Заказал в номер кофе. Мэриан обещала звонить в полночь. Интересно, был ли у нее Пенроуз и скоро ли она позвонит? Боль в шее прошла, кровь по жилам потекла свободнее. Сон придал ему бодрости. Жажда наслаждения, которое ждало его в квартире Мэриан, уступила место любопытству. Отпивая маленькими глотками кофе и чувствуя, как проходит сонливость, он старался представить себе, какие планы строит Мэриан на остаток ночи. Но он не отдавался этим размышлениям целиком, его занимала и другая мысль: какое положение в его жизни предстоит занять Мэриан? Он добьется ее ухода из конторы и из жизни брата, а потом — он был в этом уверен — уговорит ее стать его, Джорджа, постоянной любовницей. С такой женой, как Джеральдина, без любовницы ему не обойтись, а поскольку взгляды Мэриан на жизнь ему теперь хорошо известны, нетрудно будет прийти с ней к соглашению, основанному на деньгах а взаимной терпимости. Пен допустил ошибку, предъявив Мэриан слишком большие требования, — этого нельзя делать при односторонней любви. А между Мэриан и Джорджем любви вообще нет. Любовь? Интересно, подумал Джордж Локвуд, любил ли он кого-нибудь, кроме Элали Фенстермахер? Какое ужасное имя! А его самого кто-нибудь, кроме нее, любил? «Должно быть, я старею», — пробормотал он. Впрочем, смешно было даже думать так после того, что было, и перед тем, что предстояло ему. Старею, конечно, но еще не состарился. Мужчины Локвуды в этом смысле не стареют. Он вспомнил, что рассказывала ему Агнесса о его отце и о миссис Даунс, навещавшей его. Мужчины, злоупотребляющие алкоголем и не думающие о своем здоровье, скоро слабеют и к пятидесяти годам становятся стариками. Джордж с восхищением подумал о своем отце. «Вот старый шельмец!» Но самым удивительным ему казалось то, что и миссис Даунс не утратила интереса к таким вещам. Да, миссис Даунс была женщина хоть куда.

Ночные звуки в восточной части Нью-Йорка начали затихать. Часы на стене и часы на его руке дружно показывали за полночь. Теперь можно ждать от нее звонка в любую минуту. Он надел нижнее белье, носки, ботинки, приготовил рубашку и галстук. Теперь между ним и безмолвным телефонным аппаратом установилась невидимая, хрупкая связь. Джордж почти зрительно представил себе, как ее голос вылетает из микрофона, хотя знал, что голос передается через наушник. Интересно, что же она скажет? Будет ли лаконична и настойчива, устало-иронична или зла на Пена, задержавшего ее так надолго? Джордж уже не сомневался в том, что Пен был у Мэриан и почти наверняка устроил ей сцену. Сцена, по всей вероятности, получилась драматичной и бурной, и с обеих сторон было сказано то, что неизбежно приводит к неприятным последствиям. Джордж представлял себе эту сцену в прошедшем времени, но вполне допускал, что она все еще продолжается. Ему хотелось позвонить Мэриан, но он знал, что это лишь усложнит дело. И зачем такой человек, как Пен, ставит себя в подобные ситуации?

Вся наличная литература в номере состояла из Библии (массовое издание «Гидеон») и романа Синклера Льюиса, но Джорджа Локвуда не интересовали ни изречения пророков, ни интриги медицинского мира. Вид утреннего гостиничного меню вызывал у него лишь раздражение, напоминая о том, что он рассчитывал на завтрак в квартире на Мэррей-хилле, приготовленный руками молодой чувственной женщины, жаждущей доставить ему удовольствие.

И тут зазвонила эта чертова штука.

Он взял трубку и, чтобы не выдать волнения, набрал побольше воздуха в легкие.

— Алло!

— Джордж? Слава богу, ты на месте! — Это был голос Джеральдины.

— Где же мне еще быть? Почему ты звонишь в такое время?

— Значит, ты еще не знаешь. Я была уверена, что не знаешь. О, Джордж! Случилось нечто ужасное. Ужасное! С Пеном, твоим братом Пеном, и с какой-то женщиной из вашей конторы.

— Говори толком, женщина. Ради бога.

— Я и пытаюсь. Пен убил ее, застрелил из пистолета, а потом застрелился сам. Твой милый брат. Это так ужасно, Джордж! Я сижу здесь одна.

— От кого ты узнала?

— От Уилмы. Она позвонила сюда минут… минут пятнадцать назад. У нее там полиция, так что поезжай к ней. Что мне делать? Ехать с Эндрю на машине в Нью-Йорк? Поезда сейчас не ходят.

— Никуда не езди. Давай уточним: Уилма позвонила тебе, то есть мне, а ты взяла трубку.

— Полиция пришла к ней и сообщила, что ее муж убил женщину и покончил с собой. Какую-то женщину из вашей конторы. Не свою секретаршу, а какую-то женщину с немецкой фамилией.

— Мисс Стрейдмайер?

— Да, ее.

— Когда это случилось? Вечером, конечно.

— Наверно, около десяти вечера. Уилма не хотела со мной разговаривать, хотела говорить с тобой. Ты должен ехать к ней немедленно, Джордж. Я даже не представляю себе ее состояния.

— Они умерли сразу?

— Откуда мне знать? Когда пришла полиция, они были уже мертвы. Ты все узнаешь от Уилмы. Значит, Эндрю не будить?

— Оставайся дома, пока я тебе не позвоню. Где Эрнестина?

— Эрнестина? То ли в Риме, то ли на пути в Рим. В последнем письме она сообщала, что предполагает поехать в Рим. Кажется, как раз в это время. Найду письмо и еще раз проверю.